Николай Карпицкий: В религиозном откровении даются не догматы, а опыт

Интервью Статьи

Сотрудник Института Востоковедения НАН Украины, кандидат исторических наук Юлия Филь выясняет в интервью у философа и исследователя религии Николая Карпицкого, может ли религиовед судить о ложности религии.

Юлия Филь: Очевидно, всякая религия претендует на истину, и с этой позиции чужая религия, которая дает иное понимание Бога, будет считаться ложной. Но возможно ли понятие ложной религии с позиции ученого-религиоведа?

Николай Карпицкий: Большинство религиоведов скажет, что невозможно. Ведь религиоведы не могут говорить об онтологии Бога и реальности его существования. Подход религиоведения – научный, исключающий признание высшей реальности. Он позволяет изучать социальные, культурные, исторические и другие аспекты религии, но не саму реальность или истинность объекта поклонения. Но посмотрим с другой стороны. Существуют пародийные религии, ложность которым очевидна религиоведам как и всем прочим людям. Например, пастафарианство – вера в Летающего Макаронного Монстра. Откровенная имитация религиозности позволяет применять в научном описании термин «квазирелигия». Однако имитация религиозности может быть не только пародийной, но вполне серьезной, и ставить определенные идеологические цели. Например, практика марксистско-ленинской идеологии в Советском Союзе предполагала веру в светлое будущее, ради которого необходимы жертвоприношения, и при этом заимствовала из христианства элементы культа – демонстрации, собрания, пантеон святых и даже установленные в мавзолее мощи вождя. Поэтому многие называют коммунизм – религией. Однако правильнее было бы его называть квазирелигией, как это предложил Пауль Тиллих.

Юлия Филь: То есть марксизм-ленинизм – это квазирелигия? 

Николай Карпицкий: Марксизм-ленинизм – это идеология, на основе которой возникла собственная философия, научная (или псевдонаучная) интерпретация экономики и истории, своя мифология и, наряду с этим, практика в массовом сознании. Вот именно к этой практике и применимо понятие квазирелигии.

Юлия Филь: В приведенных случаях заведомо известно, что поклонение Летающему Монстру или коммунистическому идеалу взято не из религии. Однако как говорить о ложной религии, если бытие Бога обосновано в религиозном вероучении и религиозной практике?

Николай Карпицкий: В религиоведении преобладает позитивистский подход, в рамках которого невозможно говорить о подлинности или ложности религии. Ведь бытие Бога невозможно подтвердить или опровергнуть никакими научными доводами. Тем не менее религиовед может выявить ложность религии с позиции феноменологии религиозного опыта. Феноменологический подход предполагает описание явлений так, как они непосредственно даны в сознании человека. В рамках феноменологического подхода мы не можем говорить об онтологии Бога или доказывать его бытие, однако мы можем описать очевидность существования Бога для человека, который общается с Богом и испытывает на себе божественное действие. Помимо этого человек может попадать в зависимость от темных духов. Религиовед не может утверждать, реальны ли темные духи в онтологическом смысле, но он может утверждать, что они реально существуют в феноменологическом смысле. Если и Бог, и темные духи являются реальностью в феноменологическом понимании, то возможен обман, когда в ложной религии темные духи выдаются за ангелов, Богородицу или даже самого Бога.

Юлия Филь: Однако представляется очень странным использование в научном дискурсе такого выражения из мистики или мифологии как «темный дух».

Николай Карпицкий: Ну, если так, то тогда религиоведы не должны использовать и слово «Бог», которое также заимствовано из религии и богословия. Но как тогда они смогут описывать явления в религиозном опыте человека? На самом деле «темный дух» — это просто термин для обозначения явления в религиозном опыте человека. Мог быть и другой термин. Колин Вильсон называл это явление «паразитами сознания», а Карл Густав Юнг назвал бы какими-нибудь особыми архетипами в коллективном бессознательном.

Юлия Филь: Но почему тогда не использовать более строгую научную терминологию, например, «архетипы коллективного бессознательного»?

Николай Карпицкий: Понятие архетипа коллективного бессознательного предполагает психологическое объяснение проявления темного духа. Однако давать психологические объяснения не является задачей религиоведа, религиовед лишь непредвзято описывает религиозную практику, в процессе которой человек сталкивается с этим явлением. В данном случае я использую наиболее понятный представителям конфессий термин, точно также как поступает любой религиовед, используя термин «Бог» для описания религиозного опыта человека.

Юлия Филь: По каким признакам религиовед может установить, что поклонение происходит именно Богу, а не темным духам.

Николай Карпицкий: В рамках позитивистского подхода в религиоведении это установить никак невозможно. Однако в соответствии с феноменологическим подходом в религиозном опыте можно выявить уникальную особенность отношения к Богу. Ведь человек воспринимает Бога не как внешнюю данность, а изнутри собственной субъективности. Бог осознается как источник и основа личностного существования человека, которая запредельна внешнему миру. В случае, когда Бог раскрывается только как внешняя данность, он начинает восприниматься как одна из сущностей внешнего мира наряду с другими. Это уже языческое понимание бога, которое на письме обозначается другим способом – не с большой, а со строчной буквы. Такое понимание богов было, например, в Древней Греции. Если человек попадает в психическую зависимость от такого бога с маленькой буквы, то тот уже предстает как темный дух. Такая психологическая зависимость вполне реальна и проявляется подобно наркотической зависимости, что и позволяет говорить о реальности темных духов в феноменологическом смысле.

Феноменология религиозного опыта в иудаизме, христианстве, исламе и вайшнавизме удостоверяет, что во всех этих религиях присутствует разное понимание одного и того же Бога как сверхмировой личности, которая открывается как основа человеческой субъективности. В богословском смысле различные понимания Бога могут трактоваться как истинные или ложные, однако в феноменологическом смысле они не могут пониматься как ложные, ибо все в равной степени удостоверяются религиозным опытом человека.

Однако возможны особые случаи, когда сущность, которая функционирует в религиозном опыте как темный дух, преподносится в качестве объекта поклонения якобы от Бога. Всего четверть века назад в «Белом Братстве» от имени Иисуса Христа в качестве объекта поклонения предлагался двуликий образ Марии Дэви и Иоанна Свами. Воздействие этого двуликого образа на психику людей было вполне реальным, люди оставляли свою привычную жизнь в ожидании скорого конца света. В феноменологическом смысле люди пережили опыт воздействия темного духа, который питался их страхами. С научной позиции мы не можем судить, реален или нет этот темный дух сам по себе, однако в религиозном опыте людей он функционировал как реальный. Поэтому с позиции феноменологии религиозного опыта мы можем констатировать обман: сущность, которая функционирует как темный дух, предлагалась в качестве объекта поклонения в качестве божественной сущности. Это обстоятельство дает нам основание определить «Белое Братство» как ложную религию или квазирелигию в религиоведческом смысле, причем деструктивную квазирелигию.

Юлия Филь: Однако тут можно возразить. Многие исповедуют веру по традиции и поклоняются тому образу Бога, который сформировался в этой традиции, но при этом не обладают экзистенциальным опытом богообщения. Разве нельзя всякую религию на этом основании считать ложной?

Николай Карпицкий: Конечно, мы должны различать в религиозном опыте Бога и представление о нем или его образ. Большинство верян довольствуется поклонением образу Бога, а не Богу. Особенно это бросается в глаза, когда люди ходят в церковь по политическим убеждениям, потому что церковь имеет историческое и культурное значение для их страны. В последнее время даже возникло такое абсурдное понятие – «православный атеист», а некоторые пошли еще дальше и стали говорить об атеистах Киевского и Московского патриархата. Однако я не считаю религии ложными на этом основании. Приведу аналогию. Есть наука, есть лженаука, а есть абитуриенты и первокурсники, которые приступают к изучению науки, но еще у них не сложилось научное понимание. Смысл образования в том, чтобы привлекать еще не образованных людей и вести их к научному пониманию. Также смысл церкви в том, чтобы привлекать людей, которые еще не имеют опыт богообщения, и вести их к Богу. На первом этапе человек воспринимает только образ Бога, однако в самой религии заложены принципы, обеспечивающие движение человека от внешнего образа Бога к самому Богу. Я понимаю, что протестанты отрицают православное поклонение иконам, но ведь по сути всякий верянин сначала создает икону Бога в своей душе, а потом восходит от нее к Богу. Просто в православии этапы этого движения оформлены внешним обрядом. Конечно, большинство верян может остановиться в духовном развитии и так и не перейти от образа Бога к Богу. Однако сам вектор их движения, пусть и не завершенного, указывает на принадлежность религии, а не квазирелигии, подобно тому, как студент, который не смог завершить обучение, не превращает тем самым науку в лженауку.

Юлия Филь: Существуют ли сейчас подобные «Белому Братству» деструктивные квазирелигии.

Николай Карпицкий: Да. Примером могут служить «богородичники». Здесь также можно наблюдать, что сущность, функционирующая в религиозном опыте как темный дух, выдается за Богородицу и навязывается в качестве объекта поклонения. При этом используются тайные магические практики, которые подавляют волю человека, разрушают его личность и ставят в полную зависимость от лидера «богородичников».

Юлия Филь: Что вы понимаете под тайными магическими практиками, и откуда вы знаете об их использовании?

Николай Карпицкий: Под тайными магическими практиками я понимаю психическое манипулирование человеком с помощью силы, связанной с объектом поклонения. Я был внутри организации в самом начале ее становления в 1990 году, познакомился с ее лидером в домашней обстановке, которая остается за кадром для непосвященных, поэтому мог использовать метод включенного наблюдения. Могу подтвердить факт, что некоторые люди помимо своей воли совершали в полубессознательном состоянии действия, которые им внушались извне.

Юлия Филь: Однако я вижу у вас противоречие. Вы говорите о феноменологическом подходе описания явления так, как оно очевидно дано в сознании. Если веряне воспринимают объект поклонения как Богородицу, то для них является феноменологической очевидностью сознания, что это Богородица, а не темный дух. 

Николай Карпицкий: Религиозный опыт, который призван исследовать религиовед, включает в себя не только вероучение, но и религиозную практику. Вероучение и догматы не являются религиозным откровением. Они возникают как результат рефлексии, осмысления откровения, а практика – это реализация этого откровения в своей жизни. Таким образом, религиозный опыт включает несколько уровней. Во-первых, откровение, во-вторых, его осмысление и практическое применение в жизни, в-третьих, новые события и явления религиозной жизни, возникшие в процессе практического применения откровения. Например, действие благодати и искушений.

Первичное откровение верян открывается только верянам, поэтому человек со стороны, в частности, религиовед, не может его исследовать. Но он может исследовать осмысление этого откровения верянами. Однако если бы религиовед исследовал только вероучение и догматы, то получил бы историю религиозных идей, но не понимание самой религии. На этом уровне он не может понять суть объекта поклонения верян. Если веряне говорят, что поклоняются Богородице, то ему остается лишь принимать их мнение.

 Однако в религиозной практике верян возникают события и явления, которые являются феноменологической очевидностью и позволяют выверить то, как откровение осмысляется в вероучении. В евангелии это называется узнавать лжепророков по плодам. Если понимание откровения не соответствует событиям религиозной жизни, то в христианстве это ошибочное понимание называют прелестью. В святоотеческой традиции распространен сюжет, когда монах поклонялся дьяволу в образе ангела и в результате этого попал в зависимость от темного духа. В данном случае факт зависимости от темного духа является феноменологической очевидностью, которая опровергает неправильную интерпретацию откровения – явление какой-то сущности в образе ангела.

Юлия Филь: Вы упомянули термин «прелесть». Проясните его в данном контексте.

Николай Карпицкий: В христианстве прелестью называют соблазн, прельщение, когда низшее принимают за высшее, безобразное за прекрасное, темного духа за ангела, Богородицу или Бога, зло за добро.

Юлия Филь: Но тогда к таким явлениям религиозной жизни как искушения, прелесть феноменологический подход неприменим. Если человек принимает безобразное за красоту, значит феноменологически ему явлена именно красота. Если он принимает темного духа за ангела, значит феноменологически для него очевидно явление именно ангела.

Николай Карпицкий: На самом деле феноменологически можно описать прелесть. Феноменологический опыт имеет разные модусы, это не только импрессия, то, что непосредственно дано во впечатлении, но и ожидание. Обманчивое восприятие красоты возникает тогда, когда ожидание красоты проецируется на импрессию. Если человек переключит внимание с иллюзорных ожиданий на содержание импрессии, то увидит иллюзорность красоты. В основе искушений лежит вытеснение ложными ожиданиями непосредственно данного содержания жизни, и этот процесс можно феноменологически описать. Например, человек ожидает увидеть явление ангела, и это ожидание накладывается на восприятие данности. То же самое происходит и с искушением страстями.  Например, он ожидает  встретить несправедливость там, где ее нет, и проекция этого ожидания порождает гнев – одну из страстей в христианском понимании.

Юлия Филь: Допустим, человек с духовным опытом может понять, что под видом Богородицы действует темный дух, но каким образом это может понять религиовед?

Николай Карпицкий: Приведу пример из опыта первой встречи с лидером богородичников. Никаких предубеждений у меня не было, и я пригласил его на встречу на философском факультете Томского госуниверситета. Говорил он так, что люди погружались в легкую эйфорию, какие бы странные вещи ни слышали. В какой-то момент он заговорил о Богородице, прослезился, и в этот момент за какую-то невинную реплику обрушился с грубой бранью на мою знакомую, которая и обеспечила его приезд в Томск. В православной традиции встречались грубые наставники, которые могли оскорбить с назидательной целью, однако грубость их проявлялась в повседневном профанном состоянии, когда же они молитвенно восходили к сакральному, то смягчались. Здесь же, наоборот, в своем обычном состоянии он был мягок, но как только у него покатились слезы в момент духовного соединения с «Богородицей», тут же полились грязные слова. Само по себе это еще ничего не доказывает, но для непредвзятого наблюдателя должно послужить поводом пристального изучения, которое показало, что так называемая «Богородица» дает очень странные откровения. Например, что к Богу уже нет смысла обращаться, так как он отвернулся от людей, что все женщины ведьмы, потому что Ева вступила в сексуальную связь со Змеем, и теперь родовой грех передается только через женщин, которые испытывают сексуальное влечение к своим детям и хотят захватить власть над мужчинами. У женщин по природе ума нет, и если они претендуют на ум и порядочность, то уже совершают грех. При этом сама «Богородица» и не женщина вовсе. Такая «Богородица» больше похожа не на настоящую Богородицу, а на дух Великой блудницы, которая испытывает ревность к женщинам и потому их ненавидит.

Это наблюдение за неадекватностью реакции и несоответствием образа – первый шаг для религиоведа. Вторым шагом будет выявление механизма воздействия на человека, который приводит к личностной деградации. Таким механизмом является абсолютизация поиска врага, в качестве которого выступают женщины. Всякое влечение к женщине, даже естественное, объявляется греховным. В результате человек утрачивает способность различать естественное и противоестественное, и на фоне его естественных влечений любые его дурные поступки и грехи начинают казаться не столь страшными и даже приемлемыми. Это ведет к утрате всех нравственных ориентиров.

Поклонение Богу может быть только свободным, ибо не имеет смысла несвободное, механическое или бессознательное поклонение. В этой свободе личность по-новому реализуется. В противоположность этому поклонение темному духу подавляет свободу воли человека и ведет к деградации личности.

Юлия Филь: Но разве догматизм, присущий христианству, не ограничивает свободу личности внутри религии?

Николай Карпицкий: Ни в коей мере. В религиозном откровении даются не догматы, а опыт, который человек обретает в свободном богообщении. Догматы являются результатом осмысления этого опыта и формируются в результате свободных богословских дискуссий с доводами и опровержениями. При этом человек может иметь и свое особое мнение, просто он не должен его преподносить от имени Церкви.

Юлия Филь: Может ли категорическое отрицание других религий служить признаком деструктивной квазирелигии?

Николай Карпицкий: Нет. Самого по себе этого признака не достаточно. Есть много искренних верян, обладающих опытом богообщения, которые категорически не приемлют другие пути или способы поклонения Богу. Такое неприятие может быть связано с темпераментом или религиозной ревностью. Приведу такую аналогию. Супруги в семье бывают очень ревнивыми и даже могут потребовать ограничить круг общения. Это – бытовая ситуация, хоть и неприятная. Совсем другое дело, когда супруг убежден в измене не потому, что для этого есть основания, а потому что он так искаженно воспринимает мир. Жизнь с таким человеком невыносима. Также и в отношении к другим религиям. Человек может испытывать религиозную ревность, когда сталкивается с другим пониманием Бога или с иной религиозной практикой. Однако совсем другое дело, если его картина мира так искажена, что формирует образ врага там, где этого врага нет.

Юлия Филь: Как отличить поиск врага в религии от обычной религиозной ревности?

Николай Карпицкий: Обычная ревность носит ситуативный характер. Она возникает тогда, когда есть внешний раздражитель. Однако образ врага, характерный для деструктивной квазирелигии, формируется самой картиной мира. В основу такой картины мира закладывается принцип изначального и неисправимого по своей сущности зла. Гностики считали злом Бога, манихеи – материальный мир, гитлеровские национал-социалисты – евреев, большевики – эксплуататоров, богородичники – женщин. В такой картине мира человек не может существовать без врага, и именно это обстоятельство придает квазирелигии деструктивный характер.

Юлия Филь: Может ли ваше обосновании деструктивной квазирелигии использовано в антикультизме, представленном Александром Дворкиным. Его «антисектантская» пропаганда используется для оправдания репрессий против верян. Возможно, вы даете ему новый инструмент для оправдания преследований по религиозному принципу?

Николай Карпицкий: Методологию антикультизма Александр Дворкин заимствовал из Московской школы психиатрии, в которой диагноз шизофрении предельно расширялся таким образом, что под него можно было подвести любого человека. Этот прием использовался при проведении психиатрических репрессий в советское время. Александр Дворкин также предельно расширяет понятие «тоталитарная секта» в качестве приема, позволяющего обвинить в сектантстве кого угодно. Феноменологический анализ деструктивной квазирелигии, который я предлагаю, направлен на то, чтобы снимать ненаучные обвинения Александра Дворкина в отношении целого ряда конфессий. Можно вполне научно доказать, что ни евангельские пятидесятники, ни вайшнавы Международного общества сознания Кришны не являются ни квазирелигиями, ни тоталитарными сектами, как утверждает Дворкин. Беспристрастное исследование религиоведа помогает защитить верян от преследований по идеологическим основаниям.

Беседовала Ю.С.Филь

Пер. с украинского П. Левушкана.

Оригинал интервью на украинском языке

Расскажите друзьям