Этот материал является частью The Reconstruct — еженедельной рассылки Sojourners. В мире, где так много нуждается в изменении, Митчелл Атенсио и Джозайя Р. Дэниелс беседуют с людьми, которые верят в новое будущее и работают над восстановлением.
В 2019 году поэт и журналист Элиза Гризволд начала репортаж о церкви Circle of Hope (Круг надежды) — сообществе, основанном в духе радикального евангелизма, который вдохновил таких личностей, как Тони Камполо, Рон Сайдер и Джим Уоллис. Её новая книга Circle of Hope: A Reckoning with Love, Power, and Justice in an American Church (Круг надежды: Размышления о любви, власти и справедливости в американской церкви) рассказывает о её опыте.
Церковь, основанная в 1996 году супругами Родом и Гвен Уайт, к 2019 году разрослась до четырёх общин. Гризволд увидела в этом сообществе интересный пример евангелизма, не связанного с религиозными правыми.
Как лауреат Пулитцеровской премии, Гризволд попросила пасторов разрешить ей наблюдать за их жизнью и работой. Четверо пасторов — Бен Уайт (сын Рода и Гвен), Джули Хок, Рэйчел Сенсениг и Джонни Рашид — согласились.
Ни они, ни сама Гризволд тогда не знали, что она станет свидетелем запутанного и болезненного распада церкви. К началу 2024 года Circle of Hope полностью прекратила своё существование.
Как дочь покойного епископа Фрэнка Гризволда, который девять лет возглавлял Епископальную церковь, она уже видела церковные расколы. В 2003 году её отец рукоположил первого открытого гея-епископа в истории Епископальной церкви, и многие консервативные приходы, не согласные с этим решением, покинули церковь и создали Англиканскую церковь Северной Америки. В предисловии к Circle of Hope она вспоминает, как её «обычно сдержанный отец закрыл лицо руками и заплакал, осознав, что не смог удержать церковь от раскола».
В нашем интервью, состоявшемся за несколько дней до инаугурации президента Дональда Трампа, мы обсудили уроки, которые она извлекла из работы над Circle of Hope. Книга поднимает острые вопросы о харизме и власти, построении сообщества, умирании церквей и многом другом.
Митчелл Атенсио, Sojourners:
Что такое «погружённая журналистика» (immersion journalism) и каковы её сильные и слабые стороны?
Элиза Гризволд:
Погружённая журналистика — раньше её называли «журналистикой наблюдателя» (fly-on-the-wall journalism) — это когда репортёр вживается в жизнь человека, группы людей или сообщества настолько, что они со временем перестают замечать его присутствие.
В наше время появилось больше осознания того, как власть влияет на разговоры, и мы должны быть с этим честными. Один из распространённых мифов — что журналист, просто наблюдая, никак не влияет на происходящее. В реальности всё гораздо сложнее: само наше присутствие уже меняет ситуацию.
Сильные стороны погружённой журналистики в том, что она позволяет получить невероятно близкий взгляд на жизнь людей, узнать их глубже. Но есть сложности, связанные с журналистской этикой, границами, а также с тем, что присутствие журналиста влияет на происходящее.
Вы говорите об этом в предисловии своей книги. Конечно, нельзя точно сказать, как бы всё сложилось без вашего присутствия, но есть ли у вас ощущение, что вы повлияли на ход событий в Circle of Hope?
В некоторых собраниях, где я присутствовала, особенно среди пасторов, мне кажется, что, если бы меня там не было, они могли бы общаться иначе. Они были довольно честны, не похоже, что кто-то скрывал свои мысли.
Но были моменты, когда я подталкивала людей к большей откровенности — чаще всего не во время встреч, но в одном случае всё же сделала это прямо во время собрания. Потому что они рассказывали мне больше, чем друг другу.
Наблюдая за их историей, я постоянно думала: если бы они просто говорили друг с другом открыто, возможно, смогли бы решить некоторые проблемы. Но, возможно, это был слишком упрощённый взгляд на происходящее.
Мне нравится, что мы ведём этот разговор на фоне инаугурации Трампа. Кажется, что во время его второго срока многие прогрессивные христиане ещё больше будут стремиться к построению сообществ, и ваша книга поднимает важные вопросы об этом. Один из главных вопросов касается структуры лидерства — или её отсутствия, как в Circle of Hope. Какие проблемы возникают в местах, где сознательно избегают иерархии?
Мне нравится ваша мысль о том, что в этом есть параллель между крахом Circle of Hope и неспособностью христианского левого движения повлиять на наше время или создать и поддерживать сообщество, которое могло бы стать привлекательной альтернативой. Давайте к этому вернёмся.
Что касается плоских структур, эта идея пришла из движения Jesus Freaks и Jesus People — утопического взгляда на то, что «жить, как Иисус» означает отвергнуть иерархию, бюрократию и традиционные церковные структуры.
Но это непростая задача.
Реальность власти и крах церкви в эпоху Трампа
Реальность человеческой природы такова, что власть существует. И просто утверждать, что власть преодолена, значит игнорировать её реальность. Одна из вещей, которая произошла в Circle of Hope, — это сознательное объединение людей вокруг харизмы. Такое часто происходит в культах, но это также характерно для религиозных сообществ с плоской иерархией, особенно если это христианская община, где рост считается обязательным. Ведь если кто-то харизматичен и может развивать церковь, привлекать людей и «заполнять скамьи по воскресеньям», это воспринимается как успех. Поэтому харизматичные лидеры особенно важны.
Харизма становится валютой. В евангельской среде и смежных кругах часто используют термин «дарование», и это вызывает у меня беспокойство. Лидерство, харизма и власть переплетаются таким образом, что перестают казаться властью и могут быть практически освящены как дар от Бога.
Возвращаясь к вашему тезису: в сообществах без явной иерархии или структуры власти тот, кто наиболее харизматичен, получает влияние и возможность управлять принятием решений. Правильно ли я это формулирую?
Не только возможность влиять на решения, но и фактически становиться лидером. Потому что в протестантских церквях за последние несколько десятилетий произошло слияние идей роста и капитализма. Особенно в евангельской среде, где модель мегацерквей подразумевает, что успех = количество прихожан. Если ты харизматичен, ты привлекаешь людей, а значит, становишься влиятельнее. И власть начинает восприниматься как избранность.
Я не говорю, что харизма — это плохо. Но если власть реальна, и её маскируют другими терминами, тогда это проблема.
Теперь возвращаясь к вашей книге и эпохе Трампа.
Мы на пороге нового тревожного времени, и важно не впадать в алармизм, но и не быть той самой лягушкой, которую варят в медленно нагревающейся воде.
Ещё рано делать глобальные выводы, но уже сейчас можно увидеть множество эссе о том, «почему демократы потерпели поражение». И есть параллели с христианскими сообществами: почему прогрессивные, леволиберальные или просто неконсервативные церкви теряют прихожан? Почему они больше не привлекают людей?
Одна из причин распада Circle of Hope — это внутренние конфликты внутри левых сообществ, такие же, какие мы наблюдали и в светском мире. Эти конфликты оказались разрушительными, потому что они размыли главное — они потеряли суть.
Одна из неожиданных для меня реакций на книгу — это то, что она показывает ошибки, которые привели нас к такому раздробленному состоянию, что теперь не существует единого значимого противовеса христианским правым.
Меня удивляет, что вы не предвидели этого. Именно через эту призму я читал книгу: «Почему эти движения, которые должны быть альтернативой религиозным правым, терпят неудачу?»
Я не собиралась писать книгу о неудаче. Возможно, я просто не видела очевидного, но мне казалось, что Circle of Hope — это энергичное, смелое субкультурное явление внутри евангельского левого движения, о котором мало кто знает, но которое растёт и привлекает новых людей.
Я не предвидела распада Circle of Hope, как не видела и того, что этот крах станет частью более широкой истории, с которой мы все уже знакомы.
Одно из сложных моментов в погружённой журналистике — это вопрос, когда остановиться. Когда стало ясно, что это история о провале?
Это стало очевидно в момент, когда Бетани Стюарт, одна из главных фигур книги (она — пятый персонаж, дополняющий «евангельскую четвёрку» Джонни, Рэйчел, Джули и Бена), пережила своего рода пророческое озарение: она предсказала, что церковь должна распасться.
Когда она поделилась со мной этим предчувствием, я вдруг поняла, что, возможно, это действительно лучшее, что могло случиться с церковью.
Как дочь пастора — епископа, который всю свою жизнь пытался удержать церковь от раскола, но в итоге не смог, — я всегда воспринимала единство как высшую ценность. Но в какой-то момент в Circle of Hope стало ясно, что, возможно, оставаться вместе больше не было хорошей идеей.
Я начала задумываться: «Мы все болеем за их единство, но зачем? Они причиняют друг другу огромную боль… ради чего?»
Могла ли церковь осознать раньше, что ей нужно распасться, и избежать этой боли?
Нет. Для многих членов Circle of Hope это сообщество было их найденной семьёй. У большинства за плечами уже был опыт либо разрыва с биологической семьёй и родным сообществом, либо того, что их отвергли.
Это один из сложных аспектов евангельского движения слева — и я знаю, что многие с этим не согласятся, — но идея личного спасения слишком глубоко в нас укоренилась.
Даже когда изменялись моральные принципы и взгляды, оставалась концепция «лучше, чем» и «хуже, чем». Видеть, как эта найденная семья и её ценности терпят крах, было особенно тяжело.
Могли ли люди уйти раньше? Кто пострадал и как? Могло ли быть иначе? Я не могу ответить на эти вопросы. Но я думаю, что если ты сам не принимаешь смирение, жизнь всё равно тебя этому научит.
Я перефразирую Честертона: христианство — хорошая религия, потому что у неё есть спаситель, который знал, как выйти из могилы. Церкви должны умирать. Всё должно умирать. А идея, что церковь должна быть сохранена любой ценой, ведёт к проблемам.
Скажите, если я вас неправильно понял, но в книге я уловил скепсис по отношению к идее роста церквей как главной цели. Верно?
Абсолютно. Рост не может быть самоцелью, потому что он слишком тесно связан с другими американскими идеалами, которые привносят кучу побочных эффектов.
Если посмотреть на историю движения роста церквей, она довольно мрачная. Оно вышло из откровенно расистской миссионерской практики в Индии, где главный вывод был таков: «Не пытайтесь объединить людей из разных каст в одной церкви. Это не сработает. Евангелизируйте однородные социальные группы — так у вас будет больше успеха».
Каковы были ваши надежды на эту книгу?
Я хотела помочь людям найти это движение. Я думала, что книга отразит процесс его становления и поможет привлечь людей не обязательно в Circle of Hope, но в подобные сообщества.
Вы всё ещё сохраняете эту надежду, даже несмотря на историю провала?
Я надеюсь, что подлинность опыта Circle of Hope и та красота, с которой они жили — пусть не вся их жизнь была красивой, ведь это также были самые болезненные переживания их жизни — преподадут читателям уроки, которые выходят далеко за рамки того, что я могла бы сформулировать сама.
Как вы завоёвываете доверие как репортёр, до такой степени, что группа пасторов позволяет вам присутствовать на их закрытых собраниях?
Это всегда индивидуально. В этом случае я бы сказала, что это больше говорит о самих пасторах, об их порядочности и готовности быть честными в том, на что они согласились.
Мне повезло, что они мне нравились. Думаю, в разной степени и в разное время я тоже им нравилась, а это своего рода валюта, как харизма. Я была с ними искренней, и в момент кризиса оказалась рядом.
Часто я была единственным посторонним человеком, и это позволяло им обсуждать со мной то, что им нужно было осмыслить.
Оглядываясь назад, я понимаю, что во многих проектах погружённой журналистики я уходила с ощущением, что помогла расширить жизнь тех, с кем работала, и что книга стала для них чем-то положительным. В этом случае всё иначе, потому что они не всегда выглядят хорошо. Это очень интимная книга. Церковь распалась, и вся книга переплетена с их опытом этого болезненного времени.
Митчелл Атенсио
старший редактор новостей на sojo.net
